Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - Страница 111

111

— Ох ты охальник поганый! — двинулся вперед Семен Васильевич, выпятив грудь и едва не выскакивая из шубы. — Да мои предки уделом княжили, когда твои еще из смердов выбраться не успели! Разбойниками твои деды были! Ушкуйники!

— Зато не трусили никогда, выю перед степняками не гнули! — Обида за разоренное поместье, за угнанную в полон племянницу с новой силой обожгла разум Умильного, и он уже не видел разницы между разбойниками-татарами и своим соседом. — Рабы твои деды! Рабы безродные!

Матях, в отличие от Ильи Федотовича, ничего не понимал. Только что перед ним были солидные, осанистые бояре — а теперь оба лаялись, как цепные псы. Андрей, чуя, что дело идет к драке, стал медленно, стараясь не привлекать внимания, пробираться к родовитым задирам. И когда Зорин протянул руку, явно намереваясь вцепиться Илье Федотовичу в ворот шубы, Андрей спокойно перехватил ее за запястье:

— Только без нервов!

Однако на его руке тут же повис низкорослый зоринский холоп, намеревавшийся любой ценой защитить хозяина.

— Ах ты тварь! — Матях, вместо того чтобы стряхнуть нахала, резко опустил руку вниз, метясь кулаком промеж ног, и попал: тот выпучил глаза, шумно втянул воздух, сгибаясь пополам. Боярский сын подхватил его под живот, кинул на двух других, и компания рухнула назад, с грохотом опрокинув стол. В воздух взметнулись исписанные листы, бояре вцепились друг другу в бороды, норовя вырвать их с корнем, писцы зашумели.

— Один ноль, — негромко сосчитал Андрей, видя, что из трех холопов поднимаются только двое, сделал шаг вперед, перенося вес на левую ногу, и прямым снизу ударил в челюсть ближнего противника. Звонко щелкнули зубы — холоп подлетел немного вверх, заметно оторвав ноги от пола, после чего плашмя рухнул вниз. Сверкнула сталь: последний из противников вытянул засапожный нож. Матях попятился, схватил с ближнего стола подсвечник — кинул в него, схватил песочницу — кинул. Больше под руку ничего не попадало, и Андрей поднял стол. Увидев над головой такую штуковину, холоп попятился, спрятался за хозяина — бояре все еще продолжали рвать друг у друга бороды. Сержант приметился было опустить столешницу Зорину на голову — но тут в него вцепилось сразу несколько рук. Подьячие, дружно накинувшись, растащили и бояр, отволокли в сторону злобно орущего и размахивающего ножом холопа.

— Как вам не стыдно, бояре! — прошел вперед и остановился перед задирами седой длиннобородый старик в скромной серой рясе с откинутым назад капюшоном. — В государевом приказе свару затеяли!

— Да он моих предков охальными словами обкладывал, княже! — попытался вырваться из рук писцов Зорин.

— Какие предки, такие и слова! — не остался в долгу Умильный.

Старик покачал головой, кивнул подьячим. Бояр потащили в разные стороны, Андрея, стоящего молча и спокойно, отпустили, и он пошел за Ильей Федотовичем.

К счастью, Умильного увели в угол, что рядом с дверьми, и он, негромко, но злобно ругаясь, вышел на улицу.

— Ну сосед, ну срамник, — качал Илья Федотович головой. — Однако же кто и донес ему слова дурные? Ох, никто не способен с достоинством себя вести.

Здание казны больше всего походило на пряничный домик: стены из красного кирпича, высокие, но узкие стрельчатые окна, облицованные белым известняком, белые столбики между ними, окруженная резным наличником крыша, выложенная белыми и черными квадратами; что за материал — снизу не разобрать. Крыльцо охранялось стрельцами, которые Андрея внутрь не пропустили, а выписанный Илье Федотовичу лист изучали долго и с пристрастием. Потом все-таки разрешили войти.

Вернулся боярин весьма повеселевший, Семена Зорина более не поминал.

Выйдя из Кремля, оба поднялись в седла и вместе с холопами понеслись в мастерские бронников, где и застряли до сумерек. Тамошние кузнецы сперва пытались подобрать Матяху что-нибудь из готовых доспехов — но на его рост и плечи не нашлось ничего, и мастера затеяли с Умильным долгий, обстоятельный разговор о том, что и из чего ковать. Слова «колонтарь», «панцирь», «байдана», «куяк», «бахтерец», «юшман» не говорили сержанту ни о чем, и он просто ждал результата.

Илья Федотович сговорился на трехслойный булатный бахтерец, но на этом покупка брони не закончилась, поскольку оказалось, что необходимы еще поддоспешник из кожи на лето, войлочный — для зимы, шлем с бармицей, кольчужная юбка. В общем, пока разобрались со всем, сошлись на цене, был внесен задаток — день кончился.

Когда пятеро всадников вернулись на княжеский двор, он освещался множеством факелов. Хозяин вышел навстречу, заботливо поинтересовался:

— Оголодали, вижу, гости дорогие. Так поспешайте, стол накрыт. Перекусим, ополоснемся перед сном, потом еще подкрепимся, дабы жирок завязался, да и отдохнем.

Матях сразу понял, что сегодня они снова упьются до бесчувствия. И оказался прав.

* * *

Обоз прибыл в Москву только на третий день, ближе к полудню. Илья Федотович, эти дни столь старательно опекавший Андрея, покупавший ему обновы, отведший к немецкому цирюльнику, обрившему, как положено, голову боярского сына «под ноль» и водрузившему поверх сверкающей лысины бархатную тюбетейку; ездивший вместе с ним по домам своих псковских и новгородских знакомцев в поисках людей, могущих узнать столь заметного воина, мгновенно забыл про Матяха, занявшись доставленным товаром. Князь Гундоров разбирал припасы вместе с ним, предоставив гостя самому себе.

Усталая, изрядно промерзшая и запыленная Алсу вернулась к хозяину. Молодой человек, пользуясь тем, что баня в богатом доме всегда стояла натопленная, отвел девку помыться, а потом разрешил лечь в свою постель и отдохнуть после долгого пути, а сам привычно отстегнул от старой душегрейки лисий хвост и отправился за дом, к задней стене, стрелять и стрелять.

111