— Вот черт! — сплюнул Матях. — Мало добра — плохо, много — опять же головная боль. Только к Илье Федотовичу везти ничего не нужно. Придумаем что-нибудь, Я теперь здесь хозяин, при мне все и оставаться должно. Помоги лучше посмотреть, чего тут на мою долю выпало…
Разборка возов и сортировка имущества заняли время почти до обеда. Основной добычей оказались ковры — их обнаружилось аж четырнадцать штук. Большинство Андрей перетащил в свою комнату: выстелил ими пол, развесил на бревенчатых стенах, обил тонкую дверь. Пару войлочных ковриков, по совету Касьяна, отложил для походов — стелить на землю при ночлеге. Еще пару, самые потертые, отдал Лукерье, чтобы у себя с мужем в комнате постелили. Зимой ноги меньше студиться будут.
Закончив дело, подкрепились огненно-красным борщом, сваренным Варварой на парной телятине, закусили его заливной стерлядкой, под которую очень удачно проскочили две стопки хлебного вина, запили все сытом, после чего Андрей обнял холопа за плечи и отвел во двор, к сложенным над загончиком для свиней походным сумкам. Показал на колчан со взятым у купца луком.
— Есть у меня такое дело, Касьян, — вздохнул сержант. — Я ведь не просто все забыл, а абсолютно все. Мне, как сыну боярскому, с лука стрелять положено. А я не помню, с какой стороны-то за него браться.
— Это ерунда, дело несложное, — отмахнулся старый воин. — Тут главное — наперсток хороший иметь. А то ведь тетива пальцы отрежет, «ква» сказать не успеешь. Постой, у меня вроде свой валялся где-то. Мне он более ни к чему. Может, тебе налезет, батюшка боярин. Вот, смотри. Самолично из рябины вырезал…
Наперсток оказался широким деревянным кольцом с узким пазом посередине. На большой палец Матяху он, естественно, не налез, но сержант не огорчился.
— Ерунда, дела на пару часов. Сейчас вырежу.
Рябины росли вдоль дороги, у заболоченной низинки перед деревней, так что далеко ходить не пришлось. Засапожником Андрей срезал ветку немногим толще своего пальца, снял кору, потом откромсал кусочек шириной сантиметра полтора, спрятал большой нож, вытащил маленький, который про себя называл «столовым», начал аккуратно выбирать сердцевину.
— Бог в помощь, разлюбезный наш батюшка-боярин Андрей Ильич…
— Здравствуй, Гриша. — Даже не оглядываясь, Матях узнал смерда по его глумливым интонациям. — Спасибо за перину. Нашлась, значит?
— Да вот сидел я, думу думал. — Терехин пристроился рядом с сержантом на старый рябиновый пенек. — Чем, думаю, хрюшек своих кормить? Они ведь, боярин, не то что овца али курица, что и пасутся сами, и яйца несут или шерсть дают. Хряк, он ведь как копилка. В него что кинул, то потом и сожрал. Ни больше и ни меньше.
— Значит, подбрасывать в эту копилочку нужно почаще, — улыбнулся Андрей, — и без жадности.
— Так ведь я, боярин, душа добрая, — рассмеялся Гриша, поглаживая курчавую с проседью бородку, — мне для родного кабанчика ничего не жаль. Вот только где бы взять все то, чего не жалко?
— Да хватит тебе крутить, — не выдержал Матях. — Говори прямо, чего хочешь?
— Лумпун наш, река, рыбкой особо не богат, — хитро прищурился смерд. — Но хрюшки, они ведь роду не боярского, к разносолам не капризные. Могут и плохонькую сожрать, коли подквасить, да запарить хорошенько, чтобы кости размякли.
— Ну-у?
— Позволь мне, батюшка, вершу на Лумпуне вколотить. Зима скоро. Я с сыновьями щитов-то ивовых наплету, а по весне, как половодье схлынет, колышки поперек русла, за лесосекой вколочу, да щиты-то к ним и примотаю.
— Рыбка, это хорошо, — кивнул Андрей. — Рыбу я люблю.
— Помилуй, боярин! — возмутился Гриша. — Я ж к тебе со всей душой! И перину принес, и разрешение спросил, тайком делать не стал. Да и нет рыбы хорошей в Лумпуне. Ерши да караси. И то мелочь одна. Куда их тебе на стол? Вот разве кабанчику скормить, и то побрезговать может.
— Плотва, щуки, судаки, лещи, окуни, — рассмеялся сержант. — Только не говори, что ты их свиньям скармливать станешь, вместо того чтобы жарить, коптить, вялить. Хрякам, может, что и перепадет. Но только не впаривай мне, что ты стараешься ради них одних. А что касается тайком поставить… Так ведь можно и вообще ничего не получить.
— Эх, боярин, — махнул рукой мужик. — Я к тебе с добром, а ты меня… Все вы так и норовите семь шкур содрать.
— Зачем семь? — пожал плечами Матях. — Половины хватит.
— Сколько?! — задохнулся от возмущения Гриша.
— Ладно, шучу. — Сержант понял, что сильно перегнул палку. — Скажем, каждую пятую готовую рыбку — мне на стол. Договорились?
— Если уже сготовленную, копченую там али вяленую, то десятину надо просить, по совести-то.
— По совести, это одну пятую, — покачал головой Андрей. — А коли десятину, то я Трифону передам, пусть следит, чтобы все правильно было.
— Да ладно, боярин, — примирительно кивнул смерд. — Зачем Трифон? Я сам по совести все отсчитаю.
— Я так и думал, — кивнул сержант, отлично понимая, что двадцать процентов «по совести» наверняка окажутся примерно равны десяти «по закону». Но в первом варианте хлопот должно быть меньше.
— И еще, батюшка Андрей Ильич… — Судя по тому, насколько вежливо заговорил мужик, Матях понял, что у него хотят выцыганить что-то еще. — Мне вершу кажинный день проверять придется. Как раз мимо пасеки ездить стану…
— Ну и что?
— Слыхал я, что к весне, ярыга твой, Ждан который, долг намерен полностью отработать.
— Вот черт! — сплюнул сержант и примерил на палец почти готовое кольцо. Получалось, нужно сточить еще совсем немного.