— Я помню! — остановил его хан, вскинув ладонь.
— Он видел следы подкованных коней, идущих к кочевью соседа нашего, Анвар-бея. Много следов.
Аримхан кивнул.
— Табунщик хотя и молод, но оказался смел и сообразителен. Он подкрался к кочевью и увидел там много русских. Насчитал их почти сто. А еще Анвар-бей начал созывать с окрестных пастбищ своих нукеров.
— Ну что же, — спокойно пожал плечами Аримхан, — башкорту всегда не нравились наши приходы, но у него недоставало сил нам помешать. Теперь, видать, он почуял эту силу. Посылай вестников, нам тоже понадобятся все мужчины. Пусть у отар и табунов останутся только старики и дети. Ступай.
— Анвар-бей может собрать до сотни нукеров, — осторожно предупредил Замлет. — Вместе с русскими их станет две сотни. А у нас всего четыре сотни нукеров. Русские, когда они одеты в железо, очень сильны…
— Русские сильны, но они глупы и очень жадны, — спокойно пожал плечами хозяин кочевья. — Поэтому мы не станем с ними драться. Мы станем их убивать. Завтра утром, Замлет, ты прикажешь свернуть кочевье и вместе с обозом и двумя сотнями воинов двинешься на восход, вдоль леса, который тянется до самой Чермасанки. Перед рекой остановишься. Русские, увидев следы, погонятся за тобой. Ты встретишь их перед обозом, начнешь сечу. Я же все это время стану таиться за лесом с двумя другими сотнями. Когда русские и башкорты увязнут в битве, я ударю им в спину, и мы вырежем их всех еще до того, как они поймут, что пропали.
— Да, любимый хан, — повеселев, вскочил татарин. — Ты мудр не по годам. Ты смог разгромить русских еще до битвы, и сделал это всего за мгновенье!
— Спеши, Замлет. Завтра поутру нам потребуются все нукеры из храброго рода Исанбетовых.
Ногаец выбежал из юрты, поднялся в седло. Только теперь Аримхан заметил, что русская невольница продолжает танцевать. Хотя — что странного? Ведь никто не разрешал ей останавливаться.
— Иди сюда, — подозвал рабыню хозяин. Та подбежала, опустилась перед ним на колени. — Собери все кости, что раскиданы в юрте, и запихни их себе между ног.
Глаза невольницы округлились. Она немного подождала, словно надеясь, что странный приказ будет отменен, потом поднялась и пошла по коврам, собирая ханские объедки. Ногаец подтянул ноги под себя и приготовился наблюдать за забавным зрелищем.
Матях проснулся от холода — поежился, сел. Над головой сверкали звезды, на траве ответно поблескивала роса, изо рта шел пар. Сержант понял, что позорно уснул на добровольном посту. Прав был боярин Дорошата — без сна обойтись нельзя. И рано или поздно придется себя самого, свою жизнь и свободу кому-то доверить.
Стойбище спало. Несколько человек сладко посапывали возле кострищ, над которыми висели бычьи скелеты; кое-кто устроился на траве в стороне от юрт, но большинство, судя по всему, забралось в башкирские складные дома. По сторонам от кочевья, сразу в трех местах, горели костры — стало быть, охранную службу кто-то нес. Скорее всего, местные.
— Нужно уметь верить, — повторил себе под нос Андрей, которому очень хотелось спать. — Нужно.
Он поднялся, дошел до пустыря между юрт, на котором вятские воины складывали припасы, нашел свое седло, сумку, расстелил ковер и улегся, прикрывшись сверху теплым стеганым тегиляем.
— Седлать коней! Выступаем, выступаем…
Андрею показалось, что он сомкнул глаза всего минуту назад, — но над степью уже вовсю светило солнце, вокруг ржали кони, разговаривали люди.
— Вот, черт… — Сержант поднялся, скатал подстилку, накинул на плечи тегиляй, опоясался, подобрал бердыш и отправился искать в подогнанном к стойбищу табуне своих скакунов.
Теперь, набравшись опыта, он снаряжал лошадь для нового перехода быстро, но тщательно, не допуская никаких складок на потнике, следя, чтобы ремни не болтались и не натирали брюхо, чтобы мундштуки ложились точно на свои места. Едва Матях забрался в седло, рядом появился Ефрем с изрядными мешками под глазами:
— Илья Федотович тебя ищет, боярин. По ту сторону стойбища они, у колодца.
Андрей кивнул, ухватив поводья заводных, пересек кочевье. Боярин Умильный и Анвар-бей ждали верхом.
— Здрав будь, боярин, — кивнул Илья Федотович.
— Приветствую тебя, мудрейший не по годам и могучейший из воинов, — приложив руку к груди, поклонился степняк, на котором на этот раз поверх кольчуги был темно-вишневый плащ.
— Меня зовут просто Андреем, — покачал головой сержант, которому не очень понравилось столь вычурное обращение.
— Раз мы собрались, — кивнул Умильный, — тогда выступаем!
Он махнул рукой вперед и первым устремился через степь.
— Передай воеводе, боярин Андрей, — тут же вмешался кочевник, — спешить ни к чему. До стойбища Аримхана верст пять, не более.
Однако Умильный совету не внял.
В этих местах земля походила на покоробивший от влаги картон. Глядишь вдаль — вроде ровная. Идешь — под ногами небольшие подъемы, впадинки, местами даже округлые озерца с ряской и камышом по краям. Пару раз встречались и леса — скромные лиственные рощицы, не шире километра.
Впрочем, отряд подобные препятствия ничуть не задерживали — всадники шли на рысях, обходя чересчур густые заросли и проскакивая мимо озер, больше походящих на стоячие пруды. Впереди, в пределах видимости, мчались два разъезда, оберегая основные силы от возможной засады, следом, во главе с боярином Умильным и Анвар-беем, — два сорока башкир, большинство из которых были одеты в стеганые халаты, малоотличимые от обычных русских тегиляев, либо в старые кольчуги и колонтари. Чуть позади шла, тяжело впечатывая копыта в землю, кованая рать, сверкающая пластинами доспехов, шеломами, широкими наконечниками рогатин.