Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - Страница 61

— Да брюкву поросятам запарила.

— Ну, так отнеси, что ли, поросятам, — пожал плечами боярин. — А то дышать нечем. Пойдем, служивый.

Умильный повернул в левую дверь, за которой обнаружилась небольшая прихожая, застеленная чистым половичком. Помнится, на Руси такие комнаты назывались сенями. На стене висели пара овчинных душегреек, длинная шуба, похожая на лисью, и нарядный синий, с желтыми шнурами, зипун, отороченный, на неопытный сержантский взгляд, обычным зайцем. Света здесь не имелось, только тот, что с кухни пробивался, и Илья Федотович сразу повернул направо, в еще одну комнату. Или, скорее, обширную горницу: два затянутых масляной, а потому полупрозрачной тканью окна, пара лавок, одна из которых стояла у длинной стенки выходящей сюда печи. Сколоченный из темных, плотно подогнанных досок топчан шириной чуть больше метра, с резными спинками, располагался у окна, а застеленный чистой скатертью широкий стол — посреди комнаты.

— Вот, присаживайся, боярин Андрей. Отдохнем чуток, а там Варвара прибежит, снедь на стол соберет.

— А Лукерья что, готовить не умеет?

— Нечего ярыгу к хозяйскому добру подпускать, — мотнул головой помещик. — Потом не сочтешь, что получено, что съедено, а что они сами себе отвалили. Нет, пусть Ждан со своего огорода живет, а нас по уговору сход при наездах кормить должен. Староста Варваре что нужно выдаст, что останется — заберет. Она сготовит, она попотчует, с нее и спрос свой, и спрашивать не я, староста станет.

Илья Федотович уселся на топчан, привалился спиной к стене:

— Так что скажешь, служивый? Деревню ты увидел, земли, почитай, тоже. Пашни поднято немногим больше двух сотен чатей, так что выставлять в ополчение ты должон двоих ратников. Ну, сам выйдешь да холопа с собой прихватишь. Что еще? Лес да река… Но в них ничего особенного нет. Не заболочены, лес больше сосновый, а у Бармашки березняк стоит. Ну, дом этот, что для себя, для отдыха ставил, тебе отдам, ярыгу с семьей — тоже. На первое время пусть за домом присматривает, а далее сам решишь. Чует мое сердце, коли Ждан опять не запьет, к весне от кабалы избавится. Оброка я в этом году половину заберу, потому как второго ратника у тебя нет, мне его снаряжать придется. Ну а как холопа купишь, так тогда оброк тебе и спрос с тебя. Что скажешь, боярин Андрей, согласен?

Матях прошелся по горнице, попытался по старой привычке выглянуть в окно, но разглядеть хоть что-нибудь на улице не смог.

Умом он понимал, что лучшего старта для новой жизни в новом или, точнее, старом времени у него быть не может. Однако в душу закрался холодок нерешительности: так сразу повесить на себя хозяйство в семь дворов и, на глазок, полтораста гектаров, отвечать за мобилизацию, за снаряжение — и при этом ничего не смыслить ни в одном из этих дел…

Хлопнула за стеной входная дверь, вошел огромного роста — всего на полголовы ниже Матяха — мужик с иссиня-черной бородой, одетый в черную шелковую рубаху с красным воротом, атласные штаны и грубые, пахнущие дегтем сапоги, скинул картуз, низко поклонился.

— Ну, сказывай, — тут же забыл про Андрея боярин.

— Татары намедни налетели, Илья Федотович. Счастье, грохот мы услышали, пожары углядели. Успели и головы унесть, и скотину спасти, и добро прибрать.

— Да, это я знаю, — кивнул боярин Умильный, — молодцы.

— Полей нам басурмане не потравили, токмо у россоха потоптали малость. Но дом Гешкин запалили и сараев разных полдесятка. Я вашим именем лес от реки брать дозволил, пять-два сосен повалили.

— То правильно, — кивнул хозяин, — лес погорельцам дозволяю рубить невозбранно, солому этим годом можете не везти. Хворых, увечных нет? Поля уродили?

— Бог миловал, батюшка Илья Федотович, — размашисто перекрестился староста. — Грех жаловаться, недоимок не жду.

— Вот и лепо, Трифон Георгич. — Боярин Умильный повернул голову к Андрею: — Так что скажешь, служивый? Сговорились мы с тобой?

— Да! — стряхнул с себя неуверенность Матях. — Договорились.

— Тогда знакомься, Трифон Георгич, — поднялся на ноги и развернул плечи Илья Федотович. — Новый помещик отныне у вас в Порезе будет. Боярин Андрей Беспамятный. Человек ратный, храбрый. Прошу любить и жаловать.

— Здрав будь, боярин, — снова поклонился мужик. — Сегодня упрежу всех в деревне.

— И скажи, чтобы не дергались, — добавил от себя Андрей. — Я покамест ничего менять не собираюсь. Все по прежнему уложению пойдет.

— Благодарствую, боярин, — еще раз поклонился староста и двинулся к двери.

— Постой, — окликнул его Илья Федотович. — Варвара-то где?

— Она со мной пришла, боярин, — кивнул в сторону кухни Трифон. — Колдует уже. Мы сегодня, новоселья ради, косых маленько побили. Так она почки-то собрала со всех, сейчас тушит.

Действительно — едва староста ушел, в горницу проскользнула розовощекая девица. Не то чтобы толстая, но в теле, одетая не в вышитый, а в набитной цветастый, синий с алыми розами, сарафан, с таким же платком на плечах. Голову закрывал повойник, но по лбу и назад, к атласному накоснику, шел широкой лентой многоцветный бисерник.

— Грибочками пока побалуйтесь, — поставила она на стол большую деревянную миску, пару деревянных расписных стаканов. — Мне токмо меду хмельного нести али хлебного вина отпробуете?

— Отпробуем, — придвинулся к ней боярин. — А как же. И еще чарку принеси, ты тоже отпробуешь…

— От еще, — гордо и независимо дернула плечом Варвара, и Матях сразу почуял, что в отношениях девки и боярина что-то не то. И явно недаром холопы хихикали, снаряжая его принимать Порез, и дом для отдыха боярин здесь построил не зря. Хотя, с другой стороны — а чего бы он тогда деревню эту первому встречному отдавал?