Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - Страница 26

К оглавлению

26

«Гнедой, — откуда-то из подсознания всплыло правильное слово. — Рыжих лошадей не существует».

Холоп доскакал до Андрея и изумленно перекрестился:

— Господи святы…

— Вот, блин, — не менее удивленно вслух пробормотал Матях. Лежа на телеге, он смотрел на всадников снизу вверх, и они казались довольно высокими. И сержант никак не ожидал, что, встав, он увидит уши боевого скакуна на уровне своей груди, а седло окажется на уровне его пояса. Воины из отряда боярина Умильного видели ранее подобранного в степи стрельца только лежачим и хотя с самого начала восхищались его ростом, но никак не ожидали, что глаза сидящего верхом ратника придутся аккурат вровень с глазами выпрямившегося Андрея.

— Стремена приспусти, Трифон, — первым справился с удивлением Илья Федотович, — насколько ремня хватит. Подпругу проверь. Не ровен час, сорвется.

Подняться в седло труда не составляло — стремя болталось на высоте колен. Матях, хорошенько оттолкнувшись, запрыгнул коняге на спину и тут же поморщился от неожиданной боли в паху. Скакун, даром что ростом не вышел, тушу имел широченную, колени чуть не в стороны вывернулись. Да и длиной больше тянул на крокодила, нежели на ослика. Взгромоздясь, Андрей потянулся за поводьями — лошадь шагнула вперед, поддав задней лукой седла в поясницу. Седок, чтобы удержать равновесие, с силой сжал пятки и колени — коняга неожиданно рванул с места в карьер, больно стуча деревянным седлом по непривычной сержантской заднице. Матях сжал ноги еще сильнее, пытаясь дотянуться до узды — что останавливаться нужно, натягивая поводья, он из многочисленных поговорок знал. Передняя и задняя лука попеременно били его в живот и поясницу, скакун бешено хрипел, мотая головой, близкая трава мелькала так стремительно, будто Андрей летел на Су-30 на бреющем. Наконец пальцы нащупали узкий ремешок повода. Андрей с облегчением рванул его на себя, наконец-то расслабляя ноги — и вдруг обнаружил, что конь остался где-то позади, а он все еще продолжает нестись с прежней скоростью. Грива чиркнула промеж ног, послышалось заливистое ржание, и в голове успела промелькнуть только одна мысль, короткая фраза, каковой он так часто потчевал новобранцев: «Надо тренироваться…»

Затем ступни зацепились за спутанные колосья, и Андрей со всего разгона плашмя грохнулся о землю.

Глава 6
РАГОЗЫ

— Не везет служивому, — покачал головой Илья Федотович. — Не успел от ран оправиться, так лошадь под ним понесла. Касьян, уложи его обратно в телегу. Как в усадьбу вернемся, в светелку возле терема снеси, пусть еще пару дней отлежится.

Распорядился — и забыл о странном ратнике, всеми мыслями устремляясь вперед. Обоз миновал поворот в сторону усадьбы боярина Смолина, и люди, не сговариваясь, начали погонять лошадей. Солнце еще не перевалило полдень, а значит, можно успеть, можно еще сегодня, во вторник, оказаться дома. Тогда и разговеться удастся без острастки, выспаться под родной крышей, в мягкой постели.

Впереди снова блеснула вода, и неугомонный Трифон радостно заорал:

— Лобань! Лобань течет! — После чего въехал на самую середину широко раскинувшего плеса и натянул поводья, не давая разгоряченному скакуну хватить ртом студеную воду.

— Сам вижу, что Лобань, — проворчал боярин, также въезжая в реку.

Отсюда, от этой стремнины и далее к восходу, на полста верст лежали его земли вместе с полями, лесами, пятью деревнями и шестнадцатью выселками. На севере угодья Ильи Федотовича Умильного граничили с полями Богородицкого монастыря, на юге — с лесистыми владениями боярина Дорошаты. Если за время похода ничего не изменилось — под рукой помещика имелось шесть с половиной сотен крепостных, четыре с половиной тысячи чатей пашни, бондарская мастерская, три кузни и две водяные мельницы на реке Еранка. Богатое хозяйство, требовавшее от владельца постоянной заботы и присмотра. Вот и сейчас, вглядываясь в песчаные струйки, вымываемые течением из-под копыт коня, боярин прикидывал — не ушла ли вода из реки? Хватало ли дождей у смердов на полях? Не стали ли от безводья мельницы?

Лобань, и без того в самом глубоком месте едва скрывавшая человека по грудь, здесь, на плесе, казалась пугающе мелка. По колено, не более. Неужели и вправду земля под солнцем выгорела? В астраханских степях за все время похода ни единого дождя не выпало. Как бы и здесь засухи не случилось…

— Не хмурься, Илья Федотович, — словно угадав его мысли, остановился рядом Касьян. — Вон, облака каки по небу тащатся. Тяжелы, ако коровы недоеные. В сухи месяцы таковых не бывает.

Боярин покосился на своего холопа, резко дал шпоры коню и, обгоняя вязнущие в песке повозки, выметнулся на противоположный берег. Здесь, сразу за прибрежными зарослями, почти на полверсты от реки шла полоса залежи, которую хитрый хуторянин Антип, осевший здесь десять лет назад, забросал горохом. И ничего, гибкие плети, увешанные стручками, густо оплетали поднявшийся по пояс бурьян, ничуть не собираясь сохнуть.

У Ильи Федотовича отлегло от сердца: быть ему ныне осенью с хлебом, не пропадет. Разве только саранча с казанских степей налетит — тогда ничем не спастись будет…

Всадник испуганно перекрестился, вытянул из-под рубахи нательный крест, поцеловал, спрятал обратно, оглянулся на обоз. Телеги одна за другой выползали на дорогу, переваливаясь через прибрежный глинистый гребень, на котором не могло вырасти ничего, кроме неприхотливого подорожника.

— Ермила! — окликнул он тридцатилетнего широкоплечего холопа в полукафтане зеленого сукна, мерин которого задумчиво вышагивал возле передней повозки. — Веди обоз к усадьбе. Касьян, Трифон, за мной!

26