Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - Страница 105

105

Он быстро сбросил с себя одежду, оставив только перстни на руках, шагнул в парилку. Гости последовали его примеру, нырнули в горячее помещение, пахнущее свежей листвой. Андрей, всем телом чувствуя, как проступающий через кожу пот начинает отслаивать корку многодневной грязи, тут же смешал бадью горячей воды, вылил себе на голову, смешал еще, снова окатился, а потом полез наверх, в самый жар, предвкушая, как после долгого холодного путешествия все его косточки наконец-то начнут пропитываться теплом.

— Вася и Ахмет где? — поинтересовался Умильный, тоже вытягиваясь на полке.

— На охоту намедни отправились. Степан в Кремле сегодня, караул ночной принял. Костя маленький и Черкес в воскресенье будущее прийти обещались. Лука тоже к тем выходным клялся приехать. Вроде обиду какую-то затаил. Да, о чем это я? Совсем ты меня заморочил…

Хозяин спрыгнул вниз, поднял небольшой деревянный бочонок, литров на десять, налил из него в ковш моментально вспенившееся, пахнущее хлебом и хмелем пивко, попробовал.

— Ну вот, теплое совсем! — Он выплеснул пиво на камни печи, отставил бочонок обратно на пол: — Эй, есть там кто в предбаннике? Пиво с ледника тащите, да пошевеливайтесь!

— Ты бы пока хоть этого налил, князь, — лениво посоветовал с полки Умильный.

— Князь? — удивился Андрей.

— А что? — выпятил грудь хозяин дома. Ребра четко проступили сквозь бледную кожу, а впалый живот боярина прилепился к самому позвоночнику. — Не гожусь?!

— Так он не знает, Костя, — засмеялся Илья Федотович. — Это князь Константин Гундоров, по отцу Федорович. А ты думал, мы к купцу в гости едем?

— Кстати, чегой-то ты налегке ныне? — повернулся к Умильному хозяин.

— Обоз следом тащится, — зевнул Умильный. — У Владимира я его оставил, дня через три дойдет. Так пиво будет или нет? А то сейчас сомлею.

Распахнулась дверь. В парилку, довольно хихикая, ввалились четыре голые девицы, две тащили новый бочонок, одна несла глубокие деревянные ковши, а четвертая показывала дорогу и открывала двери.

— Урожай ноне выдался добрый, — спокойно продолжил Илья Федотович, — опасаюсь даже, цена упадет. Как в иных волостях, чего слышно?

— Во Пскове и Новгороде дождей много случилось, — пожал плечами князь Гундоров. — Репа, свекла, сказывали, погнили на корню. А рожь поднялась густая, хорошо удалась.

— И еще ковры я везу, девять штук. Половина самаркандских, два персидских, три османских. Думаешь, цену хорошую взять удастся?

— В немецкую слободу отдать нужно. Немцы глупы, над каждой тряпкой, ако над златом, трясутся. Возьмут и еще попросят…

Бояре беседовали в полном спокойствии, не обращая внимания на вскрывающих бочонок голых девок. А вот у Андрея так не получалось. Его «межа» поднялась со скоростью железнодорожного шлагбаума и затвердела, как облитый жидким азотом лягушонок. Но это было полбеды. Хуже оказалось то, что две девицы увидели и с большим интересом прильнули к боярскому сыну, теребя его стержень и проверяя на прочность. Матях чувствовал себя как последний дурак. С одной стороны, он не мог отогнать этих нахалок, поскольку вступать с пререкание с дворовыми девками значило уронить свое достоинство, да и хотел он совсем иного. С другой — он не был уверен, что разложить чужую девку и взгреть ее на глазах у хозяина и без его разрешения — это достаточно вежливо и политкорректно.

Слава богу, князь Гундоров наконец-то заметил безобразие и грозно цыкнул на распоясавшихся девок:

— А ну, Стешка, брысь от хера! Человек с дороги не жрамши, а она его уже тискает, как щеня. Давай мечи из печи, что на кухне осталось. Пива налейте, и пошли отсюда! Потом баловать будете!

— Кстати, Костя, — спохватился Умильный, — ну-ка, посмотри повнимательнее на моего служивого.

— Ну и что? — Князь почему-то уставился аккурат на «межу».

— А то, что подобрал я его летом в степи, татарами посеченного да обеспамятевшего. Ростом, ты погляди, как знатен. Духом крепок, это я уже самолично испытал. Может, узнаешь его? Вдруг родичей, семью его найдем?

— Нет, не припомню такого, — после некоторого раздумья покачал головой Гундоров. — В Разрядном приказе нужно спросить. Коли он жалованье получал, должны его знать.

— Завтра съездим, — кивнул Умильный. — А ты знаешь, Костя, он ведь вспомнил хана, что отряд его у Волги вырезал. Думаем мы, собрать надобно рать крепкую, да и пройтись по приуральским степям, показать ногайцам, каково нас трогать.

— Помилуй, Илья, — покачал головой князь. — Так у нас война с ногаями по весне была, али запамятовал? Мы их резали, они, случалось, нам отвечали той же ласкою. Но война кончилась. Нет больше Астраханского ханства, и обид больше никаких нет. Все, мир.

— Да нет, Костя, не забыл. — Боярин спрыгнул с полка, поднял бочонок и долго пил пиво прямо через край. — Беда у меня случилась, Костя. Вотяки с татарами ногайскими набег на наши земли летом устроили. После мира, без войны и обид. Племянницу мою Алевтину в Богородицком схватили и в полон угнали. Чует мое сердце, там она, между Волгой и Уралом томится. Найти я ее хочу, Костя. Не освободить, так хоть отомстить басурманам, дабы знали они, каково это — русских пленников уводить. Чтобы кровью своей секрет этот для детей написали.

— Прости, Илья, не знал… — прикусил губу князь. — Да вот только как осуществить предприятие сие? Тут охотников мало будет, в зауральские степи надобно со стрельцами идти. Мало нашего желания для этого, Илья. Государево повеление требуется.

— Так пусть даст.

105